Название: Вопрос доверия
Автор: Fly
Артер: alexandra bronte
Бета рисунков: egorowna
Жанр: drama
Рейтинг: PG
Персонажи: Эрик, Чарльз и все остальные
Размер: 15000 слов
Предупреждение: АУ
Дисклеймер: Все герои принадлежат Марвелу.
Саммари: Тринадцать мгновений осени 1962 г.
От авторов: В связи с непредвиденными обстоятельствами текст пока не бечен. Приношу свои извинения читателям. Как только отбеченный вариант текста будет готов, мы его перевыложим.
Артер выражает огромную благодарность свой бете за неоценимую помощь с рисунками и автору за возможность поработать с ним.
читать дальше
Он кричал: «Эрик, отпусти их!» – срывая голос, уже зная, что не поможет. Слишком много боли, переплавленной в гнев, потому что ни во что другое Эрик ее превращать не умел. А Чарльз, бездарь и тупица, не сумел, не успел научить. И правильных слов найти тоже не сумел.
Тяжелые ботинки вязли в белом песке, Эрик был на полголовы выше и килограммов на десять тяжелее, и, в отличие от Чарльза, умел драться. Но отчаяние и страх иногда стоят силы и ярости, а любая ненулевая вероятность может осуществиться в каком-нибудь из миров.
Острый угол шлема содрал кожу с пальцев, но поддался, и Чарльз подался за ним, сталкивая, сбрасывая, сбивая…
Над морем, совсем рядом, рвались ракеты, но почему-то казалось, что очень тихо. Он смотрел в застывшее лицо друга, в его лишенные выражения серые глаза и ничего не слышал. И что делать дальше – не знал.
Очень медленно и осторожно Чарльз сполз с широкой груди Эрика, на которой, оказывается, лежал, сел на пятки. Оглянулся. Мойра упала метрах в десяти от них, в странной, невозможной позе: зарывшись ладонью в песок и задрав одну согнутую в колене ногу. Рэйвен застыла с протянутой рукой, остальные – пригнувшись, словно бегуны на старте. Он что, вообще всех заморозил? Господи.
Чарльз попытался отпустить Эрика первым, раньше остальных – не получилось. Чарльз наверное испугался, если бы мог, что утратил контроль над своими способностями. Но, похоже, существовал некий предел, до которого способно нарастать чувство страха, и несколько минут назад Чарльз это предела уже достиг.
Внимание привлекла красная вспышка и, обернувшись, Чарльз обнаружил, что мутанты из команды Шоу ушли с пляжа. «Телепортировались», – услужливо подкинуло термин сознание. Вечно он не о том думает.
Но хотя бы тишина наконец закончилась. Неуклюжим крабом возилась в песке Мойра, тяжело ступая, шел Хэнк, за ним устало волочили ноги остальные. Тихо трещал забытый передатчик на разбитом самолете, шипели лениво наползающие на берег волны. Надо было что-то сказать, придумать, как успокоить детей, хотя какие они теперь, в самом деле, дети, после такого боя, но все равно – надо… Только вот Чарльз сейчас был способен думать исключительно о том, что скажет – и сделает – Эрик.
А Эрик молчал. Неторопливо поднялся на ноги – с координацией после заморозки у него, кажется, было получше, чем у остальных, – наклонился, зачем-то отряхивая штаны, выпрямился, глядя на неуверенно застывшие вдоль берега корабли… Снова нагнулся, поднял шлем, чиркнув им по песку. Полированная поверхность противно скрипнула. Чарльз непроизвольно поежился.
Снова лезть Эрику в голову было нельзя. Тем более, что надевать шлем тот явно не торопился: вертел его в руках, то ли разглядывая, то ли просто – механически, как авторучку или снятую с доски шахматную фигуру, думая о чем-то своем. Чарльз отдал бы пару пальцев, как минимум, чтобы узнать – о чем, не прибегая к телепатии.
– Эрик? – голос прозвучал хрипло и, на слух самого Чарльза, жалобно. «Ну скажи же мне, скажи! Назови предателем, идеалистом, идиотом, да хоть кем, только не молчи!»
– Чарльз, я попробую еще раз связаться с ЦРУ, они должны понять… – Мойра. Вовремя, как…
Чарльз никогда не был святым, чтобы себе не воображали окружающие. Он поднял пальцы к виску и заморозил агента Мактаггерт к чертовой матери. И совершенно случайно – правда, честно, случайно! – зацепил сознание Эрика, воспоминание, вдруг всплывшее у того в памяти.
Двое солдат в немецкой военной форме, с автоматами и в касках. Касках, сминающихся у них на головах, словно кусочки пластилина под детскими пальцами. Чарльз невольно сунулся глубже, совсем чуть-чуть, просто понять – к чему… И нарвался не на воспоминание уже, на фантазию. Наверное, так, хотя назвать порожденную сознанием Эрика картину этим легкомысленным словом не повернулся бы язык.
Эрик представлял себе, как надевает шлем, и он сжимается, собственной же волей Эрика сжимается – как те каски, ломая черепные кости, выдавливая мозг, словно желток из сырого яйца.
– Нет! – вырвалось у Чарльза помимо воли, на чистом рефлексе. И, кажется, там, в чужом разуме, – тоже.
Эрик вздрогнул и разжал руки, роняя шлем. «Да, герр доктор», – эхом памяти отозвалось его сознание, и Чарльза вынесло из него, словно ударом кулака.
– Профессор, – низкий, настойчивый голос Хэнка по сравнению с визгливыми нотами Мактаггерт звучал почти умиротворяющее. – Профессор, послушайте, нам надо как-то выбираться отсюда.
Да, действительно, надо. Может же быть и второй залп, а надежды на то, что Эрик сможет остановить ракеты еще раз, Чарльза, честно говоря, не испытывал. Пришлось отложить свои – и чужие – эмоции на «потом».
Он снова поднес пальцы к виску, освобождая Мойру и одновременно стирая ей воспоминания о последней заморозке. Получилось вроде нормально, она снова заговорила о необходимости связаться с ЦРУ, почти теми же словами, что и в первый раз. Чарльз нахмурился, пытаясь сформулировать – хотя бы для себя, если не для остальных, – почему ему кажется неправильной эта идея, когда в разговор неожиданно вмешался Эрик.
– Мисс Мактаггерт, что изменилось в условиях задачи после вашей предыдущей попытки договориться с ЦРУ?
Мойра поджала губы, глядя на него с явной неприязнью, но ответила:
– Они дали залп. Как вам прекрасно известно.
– Верно. А как вы полагаете, почему они это сделали?
– Потому что посчитали вас слишком опасным, – резко ответила Мойра, и Чарльз автоматически потянулся к ее сознанию – проверить, послышалось ему единственное число в ее фразе или нет.
Не послышалось. Этого еще не хватало.
– И вы полагаете, то, что я остановил залп, сделало меня с их точки зрения менее опасным? – спокойным, почти лекторским тоном продолжал допытываться Эрик.
– Разумеется, нет!
– Тогда что заставляет вас полагать, что ваша повторная попытка добиться понимания от начальства окажется более успешной, чем первая?
Мойра не нашлась с ответом, зато заговорила молчавшая до этого момента Рэйвен:
– Так что же нам делать? Чарльз, ты можешь… Я не знаю… Убедить капитана какого-нибудь корабля, чтобы он нас подобрал?
– Чтобы его тут же обстреляли остальные? – тут же отозвался Эрик. – Или наш профессор способен взять под контроль весь офицерский состав двух эскадр?
Он впервые после заморозки посмотрел Чарльзу в глаза, и тот, похолодев, понял, что вопрос отнюдь не риторический.
– Нет, – пробормотал он. – Конечно, нет.
– Ну и что вы предлагаете? – проворчал Хэнк.
– Это Куба, а не необитаемый остров, – пожал плечами Эрик. – Добраться до ближайшего населенного пункта, угнать машину или несколько лошадей, доехать до порта...
– Купить, – не удержавшись, поправил его Чарльз, хотя видит Бог, ради того, чтобы Эрик вышел из оцепенения, и в конокрады податься не жаль. – У меня есть с собой деньги.
– У меня тоже, – неохотно добавила Мактаггерт.
– Понятно, – с неожиданной грустью сказала Рэйвен, превращаясь в свою привычную белокурую версию. – А со Зверем что делать?
– Думаю, я сумею отводить от него глаза. И от тебя тоже, если хочешь, – поспешно добавил Чарльз.
– Не надо. Какая разница, как прятаться? – покачала головой его сестра и, развернувшись спиной к морю, направилась вглубь острова. За ней устало потянулись остальные.
В поместье было неуютно. Пусто и одиноко, как в детстве, еще до появления Рэйвен. Чарльз покрутил в ладонях чашку с горячим шоколадом и нахохлился. Рэйвен всегда любила шоколад, и он надеялся, что она посидит на кухне, пока Чарльз его варит, и, наконец, получится с ней поговорить. Отказалась, сказав, что не голодна. «Дурацкая отмазка», – как сама она говорила в детстве.
В результате Чарльз сидел на собственной кухне в полном одиночестве и вслушивался в царившую в доме тишину. А ведь вернулись почти все. Но вместо лихорадочного возбуждения и интенсивных тренировок докубинского периода гостями Чарльза овладела странная апатия. Да и им самим, пожалуй, тоже.
Там, на Кубе, они скитались по разбитым пыльным дорогам сначала на ветхом, кашляющем как старый туберкулезник, грузовичке, а потом, когда он заглох, просто пешком, и Чарльзу казалось, что все наладится и будет если не как прежде, то хотя бы нормально. Эрик со своим неизвестно где и как выученным, но достаточно беглым испанским вел их от одной нищей деревеньки к другой, отсекая любую возникающую опасность на подлете, Рэйвен мазала обгоревшего на солнце Шона густыми сливками, купленными по дороге у зажиточной, по местным меркам, хозяйки. Хэнк возился с непрерывно ломающимся грузовиком, пока тот не заглох окончательно, Чарльз отводил от глаза всем, кто попадался им на пути, из-за чего они дважды чуть не попали в аварию на почти пустой дороге. А в последний день, когда они уже шли пешком, и Мойра стерла ноги так, что Хэнку пришлось взять ее на закорки, Алекс поджарил корову. Целиком. Прямо на пастбище. Это было ужасно, на самом деле: несчастное животное сгорело заживо. Не говоря о том, что для его хозяев это наверняка стало серьезной потерей, а Чарльз не знал, как компенсировать им ущерб – корова бродила в полном одиночестве, и найти ее владельца не представлялось возможным… Наверное, в воспитательных целях надо было оставить ее дымиться на поле, чтобы не приучать детей к мародерству, но прежде чем Чарльз нашел правильные слова для объяснения своей точки зрения, Эрик уже начал разделывать тушу, а все остальные сгрудились вокруг него, с нетерпением ожидая своей порции. Чарльз вздохнул и решил, что это ощущение походного братства, общности и взаимовыручки, пусть даже возникшее в несколько сомнительных обстоятельствах, стоит того, чтобы закрыть глаза на гибель одного животного. Главное – во время остановиться. И не перестать видеть разницу между коровой и человеческими судьбами.
Дети ее пока, к счастью, видели четко – Чарльз осторожно прозондировал их сознание, пока они плыли в Мексику, прячась между тюков в пропахшем табаком трюме торгового судна, на борт которого им с большим трудом удалось попасть в Кайбарьене. Денег оказалось недостаточно, пришлось пускать в ход способности – тоже не слишком педагогично, но все-таки лучше так, чем позволить Эрику запугивать капитана и команду.
Хотя через несколько часов плавания Чарльз уже не был в этом уверен. На суше все, в самом деле, казалось почти нормальным, а вот в море… Может, конечно, дело в вынужденной неподвижности, нехватке света и свежего воздуха, ограниченное пространство вообще многие тяжело переносят, но настроение в их маленькой команде изменилось разительно. Причем ничего особенно плохого ребята не думали, Чарльз не удержался, проверил. Нормальное разочарование действиями правительства, ощущение брошенности, несколько уравновешенное еще не до конца выветрившейся радостью победы. В общем, ничего фатального, с чем нельзя было бы справиться в спокойной домашней обстановке. Мойра привычно крутила в голове возможные варианты своего отчета ЦРУ. Но пугали Чарльза не они, а Эрик.
Все семь часов, проведенных ими на судне, он просидел, опершись спиной на стопку ящиков с сигарами и глядя в одну точку на внутренней обшивке борта. Ничего в ней такого не было – Чарльз в какой-то момент не выдержал, сходил, проверил. На концентрации Эрика его перемещения не отразились. И это пугало больше всего. Может, стоило не перехватывать инициативу, а дать Эрику самому решить вопрос с транспортом? Убивать он, вроде, никого не собирался, ну, был бы пиратский захват…
Но ведь могли пострадать люди! Чарльз в расстройстве стукнул ладонью по ближайшему ящику, а потом минут пятнадцать шепотом успокаивал Мойру и обещал обсудить с ней планы дальнейшего взаимодействия с правительством, как только они окажутся в Штатах. Собственно, тогда же он и решил окончательно, что сотрет ей память, когда они туда доберутся, и она сможет беспрепятственно связаться со своим начальством.
– Это для ее же собственной безопасности, – объяснял Чарльз остальным на автозаправке в Техасе, первой после Ларедо, в котором они оставили Мойру. – Мы сейчас вне закона, а она сотрудник ЦРУ, она же может в тюрьму из-за нас попасть!
Парни кивали в ответ, но и без всякой телепатии было понятно, насколько им не по себе. По бесстрастному лицу Эрика невозможно было понять ничего. Но как бы Чарльз не боялся утратить контроль над ситуацией, лезть к другу в голову он боялся еще больше.
Чарльз привык натыкаться на самые неприятные и страшные воспоминания и мысли в чужих мозгах, да и воображением его природа не обделила. Пугало не то, что он мог увидеть в сознании Эрика, а собственная возможная реакция на увиденное. Чарльз не смог сдержаться там, на пляже, с шлемом. Выдал себя и явно травмировал друга еще сильнее. Никогда прежде такого не было, ни разу Чарльз так не терял контроль, и ничем, кроме необычайно глубокой эмоциональной вовлеченности, объяснить он это не мог. Конечно, он читал работы Селье и был осведомлен о влиянии стресса на организм, но действительно сильный стресс, пережитый на кубинском побережье, не помешал Чарльзу корректировать поведение Мойры и незаметно считывать побуждения остальных членов команды. А с Эриком – не получилось.
И нет никакой гарантии, что получится теперь. «Не навреди», – основной принцип медицины, который точно стоит отнести и к телепатии.
Поэтому Чарльз сидел сейчас над чашкой остывшего шоколада и не знал, как подступиться к замкнувшемуся в себе другу, спавшему двумя этажами выше. Впрочем, Чарльз даже не мог с уверенностью сказать, что тот действительно спит.
Но, по крайней мере, Эрик был у себя, а не у Рэйвен – его местонахождение Чарльз ощутить мог, не вторгаясь собственно в сознание, а спальня сестры находились в другом крыле. На самом деле Чарльз ни разу с того момента, как начал проверять – вскоре после возвращения из Мексики, – не засекал их друг у друга в комнатах, но перестать следить не мог. Все понимал: что они оба – взрослые и не связанные никакими обязательствами люди, что Эрику эмоциональная привязанность такого рода только на пользу, что Рэйвен нужен мужчина, как ни пошло это звучит… Все понимал. Но справиться с совершенно иррациональной обидой и ревностью – не мог.
И дернул же его черт в нарушение всех обещаний заглянуть к сестре в сознание! Но после Кубы она единственная немного общалась с Эриком, и Чарльз думал, может, она имеет хоть какое-то представление о том, что происходит у того в голове.
Ничего она не знала, конечно. Эрик выдавал ей точно такие же краткие ответы на прямые вопросы, как и Чарльзу, и просто игнорировал ее присутствие все остальное время. Но зато, копаясь в воспоминаниях Рэйвен об Эрике, Чарльз наткнулся на сцену их близости, и та уже неделю не давала ему покоя и заставляла постыднейшим образом шпионить за двумя самыми близкими ему людьми.
Апатия и безделье для Чарльза, да и для остальных тоже, закончились одновременно – полуночным появлением Азазеля на пороге поместья. Первым его заметила сидевшая на подоконнике своей спальни Рэйвен, а через секунду от ее дикого крика проснулся весь дом. Чарльз со страху даже сунулся к ней в мозг – понять, что вызвало такой звериный ужас, – и с изумлением обнаружил, что она вовсе не испугана. Просто посчитала подобную реакцию наиболее эффективным способом сообщить всем о произошедшем. И, оглядывая обитателей дома, за считанные секунды собравшихся в холле на первом этаже, не совсем одетых, но явно готовых к бою, Чарльз был вынужден согласиться с ее оценкой. А так же отметить на будущее необходимость разработки для поместья какой-нибудь системы оповещения об опасности, типа сирены.
– Fliegeralarm1, – пробормотал негромко Эрик, и Чарльз, опознав вторую часть слова и додумав первую, невольно обрадовался сходному образу их мыслей.
Хэнк распахнул входную дверь, Алекс, успевший натянуть свой старый жилет с «прицелом», чуть развел руки, готовый атаковать.
– Подожди, – кажется, Чарльз и Рэйвен сказали это одновременно.
На руках у шагнувшего через порог Азазеля было человеческое тело. Это первое, что подумал Чарльз, и только потом понял, что тело – женское, почти обнаженное, с густыми светлыми волосами, на висках перепачканными чем-то бурым. Эмма Фрост.
– Она еще жива, – с резким акцентом произнес Азазель и уставился на них выжидательно.
– Что с ней? – с состраданием в голосе спросила Рэйвен, подходя ближе.
– Ожоги от электродов, следы иньекций, ссадины от фиксаторов на висках, плечах, запястьях, – Эрик скользнул взглядом по бессильно свисающим ногам Фрост, – и коленях. Опыты ставили. Смотрели реакцию на электрический ток и какие-то препараты. Стандартная схема Шмидта.
– Господи…
Чарльз не понял, кто это сказал. Возможно, он сам.
– У тебя противошоковые препараты есть? – Эрик обернулся к Хэнку.
– Да, трамадол. Новейшее средство, очень эффективное.
– Пошли, – скомандовал Эрик, вероятно, Хэнку и Азазелю, но потянулись за ним в лабораторию все.
Трамадол, капельница с глюкозой, кордиамин… Чарльз впервые пожалел о том, что в университете всерьез изучал только генетику, ограничившись по физиологии общим курсом. Оставалось полагаться на знания Хэнка, который врачом тоже не был.
– Давление вроде бы стабилизировалось, пульс еще низкий, но не критично, – тонкое запястье Фрост в мощной синей лапе Хэнка казалось кукольным. Барби, сломанная злыми мальчишками.
– Она выживет? – эмоций в голосе Азазеля было не больше, чем в скрипе несмазанной двери, но Чарльз чувствовал, что тот на самом деле волнуется.
– Не знаю, – Хэнк обернулся, потом отвел глаза. – Она должна была бы уже прийти в себя, будь дело только в болевом шоке.
– Препараты?
– Скорее всего. Я взял кровь на анализ, попытаюсь определить, что ей кололи… Но на это уйдет какое-то время.
– Какое?
– Несколько часов, может быть – сутки.
– Хорошо.
– Подожди! – Чарльз, слегка мониторивший сознание пришельца, понял, что тот сейчас исчезнет, и быстро предложил: – Ты можешь остаться. Все вы можете. Здесь вы будете в безопасности.
Азазель смерил его взглядом.
– Нам не нужна защита.
– У Энджел уже зажило крыло? – Чарльз невольно покосился на Шона, все еще носившего руку на перевязи, и пропустил момент, когда вместо краснолицего мутанта остались быстро рассеивающиеся завихрения красного то ли дыма, то ли... Эх, исследовать бы его способность к телепортации! Чарльз расстроено вздохнул, и вдруг услышал:
– Не дави.
– Что? – он недоумевающее обернулся к Рэйвен, и та с готовностью пояснила.
– Ты сделал предложение, дай им время его обдумать. Не дави.
– Да. Конечно. Сообщи мне, – обратился он уже к Хэнку, – если будут какие-то изменения.
Тот кивнул, Чарльз старательно улыбнулся всем присутствующим и вышел. Было такое ощущение, словно ему только что прилюдно и с общего одобрения съездили по физиономии.
Эмма пришла в себя под утро. Усталый Хэнк заглянул к Чарльзу, пробудил его от неглубокого беспокойного сна и сообщил, что жизни их новой постоялицы ничего не угрожает, а он, Хэнк, с чистой совестью идет спать.
– Ты что, оставил ее одну? – всполошился Чарльз, натягивая халат.
– Нет, с ней Рэйвен. Она всю ночь провела в лаборатории, ей бы тоже поспать…
– Да-да, конечно. Я ее сменю.
– Слава Богу, – прошелестела вместо приветствия Фрост, когда он вошел. – А то я уже думала, у меня что-то со зрением.
Она явно была еще очень слаба, но взгляд казался цепким и ясным, как прежде. Чарльз в душе выдохнул с облегчением: ни какие травмы не пугали его так, как возможность утраты личности. А уж представить себе безумного мутанта-телепата…
– Почему вы так думали? – спросил он доброжелательно.
– Ну как же: все вокруг было такое синее, – улыбнулась бывшая «белая королева», и сочувствия к ней у Чарльза сразу поубавилось. И не только у него:
– Все, я спать, разбирайся с ней сам, – бросила ему Рэйвен вместе с белым халатом и ушла.
– Зачем вы так? – Чарльз присел на оставленный ей стул возле постели больной.
– Не люблю жалости. Унижает.
– Это не так. Унижает жалость, смешенная с презрением, а сочувствие…
– Не сосуществует с уважением.
– Вы не правы, – мягко возразил Чарльз. Его беспокоило тревожное выражение, все отчетливее проступавшее на лице Фрост. Глубоко вторгаться в ее сознание он не хотел, это было бы как минимум невежливо, но и поверхностное сканирование показывало, что ее что-то сильно беспокоит, причем чем дальше, тем сильнее.
– Эмма… Вы позволите называть вас так? – он дождался утвердительного движения ресниц и спросил: – Вы хорошо себя чувствуете?
– С учетом всех обстоятельств – неплохо. – Эмма облизала губы, скорее нервно, чем от того, что они пересохли, но он поспешил предложить ей воды. Страх – чрезвычайно неконструктивное чувство, и Чарльз хотел избавить девушку от него как можно скорее. И как только она напилась, осторожно спросил: – Но ведь что-то не так?
– Вы… – бледный язык вновь скользнул по изящной верхней губе, и Эмма, наконец, решилась: – Вы блокируете меня?
– Вы имеете ввиду? – Чарльз вопросительно поднес руку к виску.
– Да.
– Я закрываю свое сознание, да. Вероятно, это не слишком вежливо, но, учитывая обстоятельства нашего с вами знакомства…
– А остальных, – перебила его Эмма, с усилием приподнимаясь на постели. – Остальных вы тоже закрываете?
– Нет, – медленно произнес Чарльз, ощущая, как по спине расползается неприятный холодок. – Только себя.
Несколько мгновений она сверлила его взглядом, потом уронила голову на подушку.
– Скажите Зверю, чтобы он как следует покопался в моей крови. Он найдет в ней соединение, подавляющее наши способности.
– Он поищет, – заверил ее Чарльз. – Он уже начал делать анализы и продолжит, когда немного отдохнет. Хэнк очень хороший биохимик, он обязательно разберется, в чем дело, и как можно нейтрализовать этот препарат. Хотя, я уверен, что в этом не будет необходимости – наверняка он обладает только временным действием. Тем, кто его разрабатывал, просто невыгодно постоянное, вы же понимаете, – Чарльз прекрасно осозновал, что несет чушь, но остановиться не мог. Ему было страшно.
– Да, конечно, – глухо ответила Эмма и закрыла глаза, давая понять, что разговор окончен.
К вечеру стало ясно, что изменения, произошедшие с Фрост – скорее всего постоянные. Какая-то надежда еще оставалась, конечно, но призрачная. Хэнку не удалось обнаружить во взятых образцах крови веществ, позволяющих хотя бы предположить, что они способны блокировать проявление мутации.
– Это значит, что препарат полностью метаболизировался уже к тому моменту, когда Азазель принес Эмму к нам. Соответственно, и действие его должно было закончиться, будь оно временным, – взгляд у Хэнка был виноватый. – Раз этого не произошло…
– Значит, препарат вызвал необратимые изменения в организме, – заключил Чарльз.
– В нервной системе, скорее всего, – кивнул Хэнк. – Фрост я еще не говорил. Сказать?
– Не надо, я сам.
Эмма встретила его в своем алмазном обличье.
– Прошло? Способности вернулись? – обрадовался было Чарльз, но сверкающая фигура покачала головой в ответ.
– Только к трансформации, – произнесла Эмма, возвращая себе привычный вид.
– Мысли читать она по-прежнему не может, – пояснила сидевшая в ногах кровати Рэйвен.
Не смотря на язвительность Эммы, девушки, похоже, поладили. По крайней мере, большую часть времени за больной присматривала именно Рэйвен, мотивируя это тем, что ни Алексу, ни Шону этого доверить нельзя, а у остальных и так дел хватает. Но Чарльз полагал, что на самом деле ей просто не хватало подруги. Вообще, близкого человека. С Хэнком у Рэйвен не заладилось, с Эриком, похоже, тоже, а Чарльза она последнее время почему-то избегала. Он все порывался поговорить с ней, выяснить – почему, но пока как-то не складывалось.
– Что говорит Зверь? – спросила Эмма. – Он закончил анализы?
– Да, – вздохнул Чарльз и пересказал ей максимально смягченный вариант заключения, сделанного Хэнком.
– Понятно. Что ж, это делает вас уникальным, поздравляю, – Эмма холодно улыбнулась, но Чарльз, даже не сканируя, ощущал охватившее ее отчаяние.
– Ты все-таки можешь превращаться, это уже не мало, – попыталась утешить ее Рэйвен.
– О, да. Мы с тобой могли бы составить неплохой дуэт. Но вот незадача – ваш босс в бойцах не нуждается.
– Я не босс, – запротестовал Чарльз и получил еще одну ледяную улыбку в ответ.
– Боюсь, все остальные в этом доме с вами не согласятся, профессор.
Чарльз взглянул на Рэйвен, та отвела глаза. Он пошел искать Эрика. «Необходимость решать возникающие проблемы явно действует на него положительно», – уверял себя Чарльз, стараясь не думать о том, что просто нуждается в дружеской поддержке.
Эрик обнаружился на кухне – сидел с отсутствующим видом на табурете у барной стойки и механически жевал сэндвич с холодной говядиной. Чарльз уже не первый раз замечал, что после возвращения с Кубы Эрик почти всегда ел в одиночестве: то ли остальные разбредались с кухни, когда он приходил, то ли он сам их избегал. Чарльз тоже отрезал себе кусок мяса, нашел в холодильнике остатки салата и устроился с тарелкой за столом, пытаясь придумать, как лучше начать разговор. Эрик подозвал к себе металлический чайник с плиты, наполнил вторую кружку и молча поставил ее перед Чарльзом.
Кажется, это было самое тесное их взаимодействие за последнюю неделю.
– Спасибо, – Чарльз чуть помедлил, подбирая слова. – Эрик, скажи… Ребята что, действительно, считают меня боссом?
– Фрост? – Эрик приподнял вопросительно брови, взгляд у него вроде бы слегка повеселел.
– Да.
– В наблюдательности ей не откажешь. Что Хэнк говорит, вернутся к ней способности?
– Что значит «не откажешь»? Ты что, с ней согласен? – это было так неожиданно и так обидно, что Чарльз даже не среагировал на заданный вопрос.
– Тебе не нравится слово? Ну, замени его на «руководитель», – Эрик отхлебнул из кружки и повторил: – Так что там с Фрост?
Большой разницы между «боссом» и «руководителем» Чарльз не видел, и то, что Эрик был согласен с этим определением, ранило. Не то, чтобы Чарльз бежал от ответственности, но жесткая иерархическая структура всегда ему претила. Академические демократия и вольница были не последним фактором, побудившим его выбрать для себя именно эту сферу деятельности. Третьим, пожалуй: после любопытства и наивного – Чарльз прекрасно отдавал себе в этом отчет, – желания изменить мир к лучшему.
Но затевать с Эриком дискуссию на эту тему сейчас явно не стоило. А если совсем честно, то просто было страшно. Пусть не все время, но в какие-то моменты после возвращения в поместье Чарльз отчетливо ощущал, что стоит дать Эрику малейший повод для разрыва, и тот уйдет, не оглядываясь. Так что Чарльз, по возможности, старался избегать конфронтации там, где ее можно избежать. Здесь – было можно, и он предпочел ответить только на второй из заданных Эриком вопросов.
– К ней вернулась способность трансформироваться.
– А телепатия?
Чарльз покачал головой.
– Хэнк определил, чем это вызвано?
– Нет. И он считает, что эта способность заблокирована у нее навсегда.
Эрик резко поднялся, прошелся по кухне, как тигр по клетке. Обернулся к Чарльзу:
– И ты все еще считаешь, что был прав?
Чарльз аккуратно отодвинул тарелку. Этого разговора он боялся еще с путешествия по Кубе. Но откладывать его дальше было невозможно. Та самая конфронтация, которой не избежать.
– Эрик, нельзя заставлять тысячи ни в чем неповинных людей отвечать за преступления, совершенные кучкой мерзавцев.
– Нельзя?
– Нельзя, – упрямо повторил Чарльз. Как это еще можно объяснить, он не знал. Труднее всего объяснять очевидное.
Эрик помолчал, потом спросил вкрадчиво:
– А что можно, Чарльз? Ждать, пока нас переловят, посадят в клетки, как белых крыс, и будут проводить на нас эксперименты? – последнее слово прозвучало ругательством.
– Конечно, нет!
– Тогда что?
– Я не знаю, – тихо сказал Чарльз. – Наверное, нам нужно организовать какой-то отряд самообороны. Восстановить Церебро, находить других мутантов, предоставлять им убежище…
– И отсиживаться за стенами твоего поместья, пока нас не вычислят? Знаешь, куда ведет этот путь?
Чарльз был уверен в том, что знать этого – того, что представлял себе Эрик, – он не хочет, но все-таки спросил, понимая, что тому необходимо, наконец, выговориться:
– Куда?
– В газовую камеру!
– Перестань. США – не нацистская Германия…
– Фрост это скажи.
Лишение способностей, все-таки, не физическое уничтожение, но это, безусловно, не аргумент. Чарльз вздохнул:
– Все равно, война – это не выход.
– Война, – Эрик оперся ладонями о столешницу, наклонился к нему и произнес с бесконечной убежденностью, – это единственный способ выжить. Ты же знаешь историю, Чарльз. Народ, не способный себя защитить с оружием в руках, исчезает с лица земли.
– Но ты предлагаешь не защиту, друг мой, а нападение.
– Одно без другого не бывает, – Эрик пожал плечами и снова сел к столу.
Чарльз немного расслабился: все-таки, когда над тобой так нависают, пусть даже лучший друг, это… угнетает.
– Почему же не бывает? Можно остановить ракеты, но не посылать их назад. Можно защищать мутантов, но не пытаться уничтожить людей.
– Чарльз, – Эрик смотрел на него со странной задумчивостью, – ты вообще войну помнишь?
Это было неожиданно.
– Я тогда в Штатах был, – растерянно ответил Чарльз, – ты же знаешь. Только радио… Кинохроника…
– Это понятно. Но ты помнишь, что города с мирным населением бомбили не только немцы? Англичане, американцы – тоже?
– Да, конечно. Но я не понимаю, что ты хочешь этим доказать? Что войны без жертв не бывает? Я это знаю. Потому и не хочу – войны.
– А в клетку – хочешь? Третьего не дано, Чарльз.
– Значит, нужно его создать. Третье.
– Идеалист, – покачал головой Эрик. – И как ты собираешься его создавать?
– Еще не знаю, – честно сказал Чарльз. – Но я надеялся, что вместе мы что-нибудь придумаем.
– Идеалист, – устало повторил Эрик.
По крайней мере, он не сказал «нет». А значит, оставался шанс убедить. Если только…
– Ты ведь не уйдешь? – решился, наконец, озвучить свой страх Чарльз. – Поможешь со школой?
– Школой? – в голосе Эрика прозвучало искреннее удивление, и Чарльз сообразил, что еще не говорил ему об этой идее.
– Понимаешь, я подумал, что большинство мутантов, которых я видел через Церебро, были возраста Шона с Алексом или еще моложе. И если собирать их здесь, чтобы защитить и научить адекватно использовать способности, адаптировать к жизни в обществе… То это и получится школа.
– Скажи уж лучше – детский сад, – проворчал Эрик.
– Пусть так, – улыбнулся Чарльз. – «Детский сад Леншера и Ксавье» – что скажешь?
– Что ты ненормальный.
– А кроме того?
– Можно попробовать, – неохотно согласился Эрик, и Чарльз только по испытанному им невероятному облегчению понял, что почти не надеялся на положительный ответ.
– Но воевать все равно придется, – добавил Эрик упрямо. – Хотя бы, чтоб этих твоих будущих детишек защитить. ЦРУ нас в покое не оставит.
Чарльз не стал спорить. Тем более, что как бы не ошибался Эрик по большому счету, но в данной конкретной ситуации он был, скорее всего, прав.
На следующий день Чарльз собрал всех в гостиной и сообщил об «их с Эриком» идее насчет школы. И необходимости ее охранять – на этом Чарльз, беспокоясь о душевном состоянии Эммы, сделал особый упор. Она хотела стать бойцом, используя оставшийся у нее дар? Они дадут ей эту возможность.
Но, как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Эмма дождалась, пока они с Хэнком обсудили необходимость создания новой Церебро, и Чарльз ответил на вопросы остальных, после чего, мило улыбнувшись, заметила, что название «школа» ей кажется не очень удачным.
– Почему? – не ожидая подвоха, спросил Чарльз: читать чьи-либо мысли в присутствии Эрика он последнее время избегал. Боялся случайно зацепить его сознание и не справиться с последствиями.
– Мне кажется, – любезно пояснила Эмма, – «гетто» подошло бы лучше.
– Вы ошибаетесь, – старательно контролируя выражения лица, ответил Чарльз. На Эрика он старался не смотреть. – Сюда никого не будут загонять насильно. И никого не будут держать против воли. В том числе и вас, – добавил он, не удержавшись.
– Как грубо, – тут же прицепилась к его словам Эмма. – Выгонять больную девушку из дома, за то, что осмелилась вам возразить?
– Никто тебя не выгоняет, что ты несешь? – не выдержала Рэйвен.
– Да, нет, все верно. Кто не с нами – тот против нас. Себастьян тоже так считал.
– Да как ты можешь сравнивать?!
Эмма, наконец, перестала улыбаться, отвела от Чарльза глаза и повернулась к Рэйвен.
– А почему нет, Мистик? Сравнивать вообще можно что угодно с чем угодно. А уж две идеологии – и подавно.
– Только для продуктивного сравнения нужно обладать способностью к анализу, – неожиданно вклинился в разговор Хэнк. – А если вы не видите, что различий в том, что вы сравниваете, куда больше, чем сходства, то очевидно, что этих способностей у вас нет.
Эмма снова улыбнулась, обернувшись к нему, и признала:
– Туше!
Хэнк хмыкнул, Эмма завозилась на диване, поднимаясь. Все-таки она была еще очень слаба, и злиться на нее было не только непродуктивно, но и просто нечестно. Рэйвен тоже встала, подала ей руку, начали подниматься и остальные…
– И все-таки, – вдруг заявила Эмма, – все-таки, это очень похоже на гетто. Эрик, вы не находите?
Эрик пересек комнату, подошел к ней вплотную, посмотрел сверху вниз – Чарльз впервые видел, чтобы тот так неприкрыто пользовался преимуществом своего роста, – и негромко, но очень четко ответил:
– Нет. Не нахожу.
Чарльз с трудом удержался, чтобы не передать ему «спасибо» при помощи телепатии. А когда все разошлись, взял коробку с шахматами, бутылку скотча, два стакана – шахматы пришлось зажать под мышкой, чтобы хватило рук, – и пошел к Эрику в комнату. О том, как объясняться, если тот удивится его приходу, Чарльз старался не думать.
Но удивления не последовало. Эрик открыл практически сразу, как Чарльз постучал горлышком бутылки в дверь, забрал у него стаканы и шахматы, начал их расставлять – почему-то на подоконнике. Хотя, где еще, в самом деле? Не на кровати же.
Последняя мысль Чарльза почему-то смутила, и он торопливо принялся открывать и разливать по стаканам скотч. Эрик уселся на край подоконника, прислонившись спиной к откосу окна, и протянул Чарльзу зажатые в кулаках черную и белую пешки.
Минут пять играли молча, Эрик пил виски, Чарльз делал вид, что – тоже. Он всегда легко пьянел, а рисковать утратить контроль над сознанием сейчас было подобно… Самое близкое по смыслу сравнение, пришедшее Чарльзу на ум, звучало как «курить на пороховой бочке».
– Ты можешь прочитать мысли Фрост, когда она не в алмазной форме? – неожиданно спросил его личный арсенал.
– Да, конечно. Но мне бы не хотелось… Она почти наверняка поймет, знает ведь, как это делается. А она и так не слишком нам доверяет.
– А ты ей?
Чарльз ненадолго задумался.
– Мне кажется, она достаточно честна с нами.
Порой так даже чересчур. Но этого Чарльз вслух говорить не стал.
– Тогда спроси ее, откуда Азазель узнал, где расположено твое поместье.
А вот об этом Чарльз как-то не задумывался. Глупец.
– Я тоже только сегодня сообразил, – словно прочитав его мысли, сказал Эрик. – Так что, попробуешь?
– Что, прямо сейчас? – пытаясь скрыть подступающую панику, спросил Чарльз.
– Почему нет? Это, вообще-то, вопрос безопасности. Или… Я тебе мешаю?
На это мог быть только один ответ.
– Нет. Конечно, нет, что ты, – Чарльз поднес пальцы – хорошо хоть, не дрожат – к виску.
И ничего страшного не случилось. Сознание Эрика он, конечно, почувствовал сразу, но на поверхности ощущалась только нормальная в данной ситуации обеспокоенность, а заглянуть глубже Чарльз не рискнул. Он вообще решил для себя, что без прямого разрешения больше к другу в голову не полезет. Или без жизненной необходимости, как тогда, на пляже.
Это, наверное, было самым тяжелым: Чарльз чувствовал вину за то, что сделал, но при этом четко понимал, что повторись подобная ситуация, он поступит так же. Он даже прощения из-за этого попросить не мог. «Прости, но я не мог поступить иначе», – казалось фальшивым, как улыбка Эммы Фрост.
А еще Чарльз сам не мог сказать, что тогда напугало его больше – возможная гибель тысяч людей, или то, что Эрик чуть не превратился в массового убийцу. Такое смещение приоритетов от блага человечества к благу одного конкретного человека было абсолютно и однозначно неправильным. Но почему-то совершенно не ощущалось таковым.
Боже, о чем он вообще думает? Нашел время. Чарльз с силой надавил на висок, концентрируясь на дремлющей в другом крыле Эмме.
Она его действительно засекла и трансформировалась, обрывая контакт, но все, что было нужно, узнать Чарльз успел.
– Это моя ошибка, – объяснил он вопросительно глядевшему на него Эрику. – Я в какой-то момент ослабил блокировку, отвлекся – там, в России. И она прочитала тебя, сняла картинку поместья и дорожных указателей возле него. А потом описала Азазелю, когда он явился к ней в камеру.
– Она же без сознания была.
– Не сразу. Отключилась во время телепортации.
– Ясно, – Эрик налил себе еще скотча, качнул вопросительно бутылкой над стаканом Чарльза.
– Нет, спасибо, у меня еще есть.
– Хорошо. Твой ход.
Партию они не доиграли – у Чарльза начали буквально закрываться глаза, и Эрик мягко выпроводил его спать. Чарльз добрел до своей комнаты, благо, недалеко, пообещал себе принять душ первым делом с утра, кое-как разделся, из последних сил натянул пижаму – в той помеси кампуса с армейской казармой, в которую превратилось его поместье, невозможно было предугадать, когда и кто тебя разбудит, – и заснул прежде, чем коснулся головой подушки.
На этот раз будильником сработала Рэйвен.
– Азазель явился. Прямо в лабораторию. Это как – нормально? Или будить остальных, чтобы они с ним разобрались?
– Нет, – Чарльз потряс головой, стараясь избавиться от остатков сна, – не надо с ним разбираться. Я… пойду, попробую с ним поговорить, – Чарльз прикинул, стоит ли тратить время на одевание, и решил ограничиться халатом поверх пижамы. – И я помню про «не давить», не волнуйся.
Рэйвен хмыкнула и отправилась с ним.
Азазель сидел прямо на краю постели Эммы, и выглядело это как-то очень по-домашнему. Чарльз впервые задумался о том, как протекали будни «команды Шоу», когда она не была занята попытками уничтожить человечество. Чем-то же они занимались? Читали, играли в шахматы или, может, карты, ходили в кино… Азазелю последнее, конечно, сложно, но если Эмма его прикрывала, отводя окружающим глаза… Надо будет как-нибудь ее расспросить.
– Эмма, Азазель, доброе утро. Уже ведь утро, – Чарльз взглянул в окно, за которым едва-едва занимался рассвет. – Я должен извиниться за вчерашнее вторжение в ваш разум, но мне необходимо было узнать…
– Я знаю, что вы хотели узнать, – прервала его Эмма. – И понимаю, почему. Чего я не понимаю, это отчего нельзя было проявить большую деликатность. Как-то это на вас не похоже. Или вы считаете, что с нами можно не церемониться?
Чарльз отметил и это «нами», и тяжелый, пристальный взгляд Азазеля. Кажется, от того, что Чарльз сейчас скажет, будет зависеть, наступит ли то самое «как-нибудь», о котором он думал двумя минутами ранее, или эти двое пойдут своей дорогой. Понять бы еще, какой вариант ему самому кажется предпочтительнее.
– Нет, я так не считаю. Это было необдуманное, спонтанное решение, продиктованное беспокойством. Я только вчера вечером сообразил, что не знаю, откуда вы узнали о поместье, и кто еще осведомлен о его расположении.
Азазель с Эммой переглянулись, потом она ехидно улыбнулась и переспросила:
– «Сообразил»?
Конечно, кто бы сомневался. Нет, зря Хэнк по ее аналитическим способностям прохаживался, определенно зря.
– «Подсказали», – признал Чарльз.
Сидевшая, опершись спиной на подушки, Эмма слегка кивнула в ответ. Как ему показалось – с уважением.
– Извинения приняты.
За спиной тихонько фыркнула Рэйвен.
– Ваше предложение в силе? – поднимаясь на ноги, произнес Азазель.
Чарльз сглотнул, глядя снизу вверх в темно-красное, обезображенное шрамом лицо, еще раз спросил себя, во что он ввязывается, и уверенно произнес:
– Да, конечно.
По счастью, добраться до комнаты Эрика он успел до того, как Азазель вернулся со своими. Будить друга не хотелось, едва ли он выспался лучше, чем Чарльз, у которого, несмотря на ответственность момента, опять начали слипаться глаза. Но почему-то Чарльзу казалось, что подобный сюрприз Эрик не оценит. И за принятое единолично решение было неловко: что бы тот не думал, становиться «боссом» Чарльзу категорически не хотелось. Как и подчиняться, впрочем. Нормальные равноправные отношения взрослых людей – неужели это так сложно? Чарльз вздохнул и постучал в дверь.
Эрик открыл буквально через несколько секунд. Взъерошенный и завернувшийся в простыню, но явно готовый к бою. Хотя, когда он к нему не был готов?
– Азазель приходил, – сообщил Чарльз в ответ на немой вопрос. – Они решили к нам присоединиться.
– Очень хорошо. Телепортатор в команде – это прекрасно, – Эрик отступил от двери, пропуская Чарльза в комнату. – Да и этот второй парень, с вихрями, в бою стоит Алекса и Шона вместе взятых. Хорошо, в самом деле хорошо.
– Эрик! – не выдержал Чарльз. – Мы собираемся создавать школу, а не диверсионную группу!
У Эрика хватило совести выглядеть пойманным на горячем. Целых две секунды.
– Защитить такую школу в случае серьезного нападения будет куда сложнее, чем провести диверсию, – нашелся он на третьей.
Чарльз вздохнул и пошел встречать новоприбывших. Судя по тому, где он ощущал их присутствие, Азазель деликатно перенес всех в холл у главного входа.