Название: Не пытайтесь повторить это дома
Автор: oliviacirce
Перевод: Fatima-Alegra
Артер: Котокто
Бета: Oriella
Жанр: Angst, Romance
Предупреждения: Mind Control, Emotional Manipulation, Memories
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Эрик/Чарльз
Дисклеймер: все принадлежит Марвел.
Саммари: «Ты не можешь заставить меня полюбить тебя», – думает Эрик. Но Чарльз может.
Оригинал: archiveofourown.org/works/214169
Разрешение на перевод: получено
читать дальшеПосле трансляции послания президента все расходятся кто куда: Хэнк возвращается в лабораторию, Рейвен – в свою комнату, Алекс и Шон спускаются в бункер, чтобы потренироваться перед предстоящей войной. Чарльз и Мойра присаживаются на диван друг напротив друга, спокойно беседуя – обсуждая стратегию, и Эрик мог присоединиться к ним, фактически должен был, но вместо этого он уходит, ничего не сказав и прикрыв за собой дверь.
Поднявшись наверх, он избавляется от влажной футболки и тренировочных штанов, включает душ, делая воду как можно горячее. Зеркало запотевает от горячего пара, искажая изображение, а вода смывает пот, усталость и возбуждение; это до сих пор роскошь – весь этот нелепый дом состоит из одних излишеств – так кажется Леншерру, но он держит это в голове. Не дает узнать об этом Чарльзу.
«Спокойствие», – говорит Чарльз, а затем проникает в разум Эрика, заставляя почувствовать, методично, осторожно; вытаскивает забытые воспоминания, преобразовывая их в мысли. Несмотря на результат, это похоже на вторжение, но если бы был кто-то во всем мире, с кем Эрик охотно поделился своими воспоминаниями, это был бы Чарльз. Ксавьер знает о нем то, чего не знает больше никто; он, словно незваный гость, забрал все это из головы Эрика, и, тем не менее, продолжает верить в Леншерра. С Чарльзом, впервые с тех пор как Шмидт начал превращать его в машину, спаянную из гнева, металла и мести, Эрик не чувствует себя одиноким.
Когда он тянется за мылом, руки слегка дрожат. Он приходит в себя, наклоняя головку душа, чтобы создать равномерное распыление, и концентрируется на ощущениях от стекающей воды; кусок дорогого мыла Чарльза скользит по телу, и он удерживает себя от мысли о том, как это было потрясающе – чувствовать Чарльза в своей голове. Воспоминание было грустным и приятным, нежным и милым, сила телепата вынесла все это на поверхность, и в ней чувствовалось больше ласки, чем посягательства, она вызывала легкое покалывание нервных окончаний, о которых он не имел понятия, будила чувства, на которые он думал, что неспособен. И он хочет, чтобы Чарльз повторил это снова, хочет знать, что еще Ксавьер может заставить его почувствовать.
И это самая пугающая вещь, потому что Эрик здесь не для игры в родителей шумных подростков-мутантов, он здесь не для того, чтобы заводить друзей. Он здесь, потому что ему необходима армия в борьбе со Шмидтом, потому что иногда даже для мести надо, чтобы кто-то прикрыл тебе спину. Эрик знает, что им движет, и ни на что другое у него нет времени.
Он быстро ополаскивается, трет лицо руками под струями воды и поворачивает вентель, не прикасаясь к нему; сейчас он должен одеться, а затем узнать, что Чарльз и Мойра запланировали насчет Кубы. Всем остальным можно пренебречь. Он досуха вытирает волосы на голове, оборачивает полотенце вокруг талии, и покидает ванную.
Чарльз в его спальне. Он стоит к Эрику спиной, глядя в окно, его руки в карманах.
– Ты думал обо мне в душе, – сообщает он, не поворачиваясь.
– Ну, не в том смысле, – говорит Эрик сухим тоном, до его разума доходит, что он сейчас сказал, и Чарльз поворачивается к нему лицом. – Что ты делал в моей голове?
Чарльз вздёргивает подбородок.
– Мне нужно было поговорить с тобой о Шоу…
– И ты не мог подождать, пока я спущусь? – Чарльз выглядит слегка смущенным, но только лишь из-за того, что его поймали. – Нет, конечно же, не мог.
– Я ничего не говорил, – говорит Чарльз многозначительно, – потому что я не хочу перебивать твои мысли.
Эрик скрещивает руки на груди и следит – рассеянно, угрожающе, – как глаза Чарльза слегка расширяются, когда взгляд падает на плечи и руки. – В этом все и дело.
– А может быть и нет, – бормочет Чарльз, удивляя его. – У тебя есть прекрасные воспоминания, друг мой.
Эрик недоверчиво смотрит на него. «Что с тобой такое? – Думает он. – В моем прошлом нет ничего прекрасного».
Чарльз едва вздрагивает, и все же Эрик замечает это.
– Оставь мои мысли в покое, Чарльз. Прошу.
– Ты нечто большее, чем просто оружие, как ты думаешь о себе, – говорит Чарльз. – Ты нечто большее, чем то, во что тебя превратил Шоу, и мы – все мы, наша команда – имеем возможность быть гораздо большим, когда мы вместе, нежели поодиночке. Ты был одиноким долгое время, Эрик, я знаю, – я тоже был, – и мне известно, что мы не сможем заменить тебе семью, которую Шоу отобрал у тебя, но мы можем стать для тебя чем-то новым, вместе. – Чарльз смотрит на него, искренний, подающий надежду и страстный, он по-настоящему верит в то, о чем говорит, верит, ибо у него никогда ничего не отнимали.
– У тебя была Рейвен, – говорит Эрик более или менее наугад. Переодевание не поможет, Чарльз стоит между ним и шкафом, и он все равно шагает вперед.
– Рейвен для меня как сестра, – просто говорит Чарльз и накрывает плечо Эрика рукой. Леншерр знает десять разных способов стряхнуть ее, даже если в комнате нет металла, но он останавливается, предоставляя Чарльзу возможность повернуть его к себе лицом и вторгнуться в личное пространство. Эрик кожей чувствует, какая теплая у Чарльза рука. – Ты нечто большее, – повторяет он.
– Как ты можешь думать такое… – Начинает Эрик мягче, чем хотелось бы, но Чарльз останавливает его, протягивая руку и двумя пальцами дотрагиваясь до виска Эрика.
«Подожди», – думает Эрик, и они проваливаются в воспоминания.
Ему пять лет, и он играет со своими друзьями на школьном дворе. Морозный, солнечный день – декабрь, думает он, ― на земле толстый покров снега, хрустящего и яркого, несмотря на двадцать пар маленьких ножек, топчущих землю. У Эрика новая пара варежек и, когда он бросает снежок во двор Фрица, его рукам тепло. Он попадает в стену школы, уклоняясь от снежков Фрица, когда они пролетают мимо его уха.
– Ты никогда меня не поймаешь, Эрик, – кричит Фриц, как только снежок Эрика попадает ему прямо в живот и он сгибается, смеясь. Эрик бежит прямо к нему, другой снежок у него в руках, но Макс Ландауэр хватает его за пальто.
– Мы собираемся слепить снежного голема, – возбужденно сообщает он, Эрик и Фриц временно отказываются от своего соперничества и помогают Максу и другим мальчишкам слепить кривого гиганта. Они почти закончили, когда герр Реббе Рейнхардт зовет их обратно на занятия; и они оставляют голема безо всяких слов, лишь немного сожалея, собираются в кучу, держа друг друга за плечи, покрытые снегом и счастливые.
– Посмотри на себя, – говорит Чарльз, где-то очень далеко. – Ты и твои друзья играете в снежки, как и любые другие дети.
– Но мы больше не дети.
Несмотря на то, что воспоминания радостные, они чем-то омрачены, Эрик знает это, отмечая высокие заборы и напряженные морщинки вокруг глаз Реббе; его друзья начинают исчезать.
Эрик чувствует, как Чарльз качает головой.
– Ты похоронил свои счастливые воспоминания, Эрик, но они настоящие, и они… ярче остальных мрачных. Я могу видеть, как плохо тебе было, я могу, но ведь стало лучше, не так ли? Ты был счастлив и после того, как началась война.
Эрик помнит множество экспериментов Шоу в лагерях, после лагерей он вспоминает Америку, Китай и Японию – но эти грубые воспоминания расплываются в туман, как только Чарльз проникает в следующий солнечный день.
Весна в Белфасте, и Эрику четырнадцать: чтение Цицерона за потертой деревянной партой в классе с большими окнами и побеленными стенами. Шмидт, – сейчас Смит, – заставляет переезжать, не более одного семестра в каждой школе, но Эрик учится, учится латыни и французскому, физике и геометрии. Учитель задает вопрос, и Эрик поднимает руку, его родители будут так гордиться им; и быть может однажды, однажды…
– Это не то…
– Нет? – Чарльз возвращает их обратно. 17 лет прошло с тех пор, как Шмидт исчез в Каире и Эрик находится в Мадриде, борется с Фелипе на полу в тренировочном зале. Шмидт ворчал на способности Эрика, посылая его в школу, создавая из него идеального заместителя изверга; но, по мнению Шмидта, есть иные немаловажные для такого одаренного, как Эрик, навыки, и ему как раз нужно обучиться этому сейчас. В Мадриде он познает рукопашный бою, стрельбу из пистолета и прочие – менее необходимые вещи.
Эрик перебрасывает Фелипе на мат, пригвождая его горло рукой.
– Хватит… – Кряхтит Фелипе, смеясь, в глазах слезы, после чего получает от Эрика острым локтем в ребра и скидывает его обратно. – Хватит! – Говорит он снова, сев верхом на бедра Эрика, тот кладет руку на затылок, чтобы притянуть его вниз. Фелипе смеется, когда Эрик целует его, прижимая к себе; Эрик запускает другую руку ему в штаны, и смех Фелипе превращается в выдох. – Ну же, – шепчет ему в ухо Эрик, поглаживая его грубо и в то же время приятно.
– Ну же, Фелипе, – и тот кончает, матерясь на испанском так быстро, что Эрику его не разобрать.
– Ублюдок, – стонет он, но глаза снова смеются, когда он опять толкает Эрика на пол, – останься снизу на этот раз.
Фелипе сосет его член так неприлично и горячо, позволяя Эрику тянуть его за волосы и трахать в рот – не сильно, но ощутимее дозволенного. Эрик наматывает его волосы на кулак и кончает быстро и грязно, ни о чем не беспокоясь, но Фелипе просто вытирает рот подолом рубашки Эрика и улыбается ему. Секс с Фелипе всегда веселый, грязный и немного глупый. Это не последний раз – вовсе нет – но сейчас Эрик удовлетворен.
Чарльз дышит слишком быстро; они оба так дышат, и доверие к Чарльзу сразу переходит над всей этой юношеской неуклюжестью к этому, ни больше ни меньше чем удовольствию.
– «Ладно», – Чарльз «переключается», воспоминания Эрика подобны вспышкам фотоаппарата: Марко целует его в школьной библиотеке в Риме, смущенно и ласково; молодой учитель в Копенгагене, который научил его игре в шахматы; кофе в два часа пополудни на балконе чьей-то квартиры в Париже; пошлые шутки за столом, полным революционеров в Алжире; первый раз, когда он видит Иерусалим; драки и занятия сексом, друзья, которых он забудет утром, – слишком много ощущений, но все они важны в его четком и неизменном пути.
– Что ты пытаешься доказать, Чарльз?
–Ты чувствуешь, Эрик, – говорит Чарльз, – просто взгляни. Ты не просто мститель; ты заботишься о людях, ты хочешь, чтобы мир стал лучше. После Шоу может быть нечто другое.
После Шоу. Нет. После несущественного, отвлекающего, бессмысленного.
– Во имя всего святого, Эрик! – Чарльз сильнее давит пальцами на висок Эрика. – Я не хотел этого делать, но ты не оставляешь мне выбора.
Чарльз улыбается ему через стол. Они остановились на ночь между их вербовкой – Эрик думает, что они в Бостоне, и это свидетельство того, насколько опасно комфортно с профессором, что он даже не помнит этого – и они остаются в весьма фешенебельном отеле, когда Чарльз делает вид, что за это расплачивается ЦРУ. Они закончили с ужином и задержались ради коньяка и шахмат. Чарльз сидит напротив, и его волосы отражают свет мерцающих свечей, он выглядит таким взъерошенным и обаятельным. Эрик медленно отпивает коньяк и двигает своего коня вперед, чтобы заблокировать слона Чарльза.
– Я думаю, ты выиграешь, – замечает Ксавьер. Его голос звучит не так, чтобы он волновался по этому поводу. Эрик пожимает плечами:
– Здесь нет потерь. Я и ожидаю, что ты выиграешь следующую партию. Ты очень хорош, даже когда не жульничаешь.
Чарльз смеется и закидывает голову назад, обдумывая, улыбка играет в уголках его губ.
– Здесь могут быть потери, – звучит словно обещание.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Эрик, так сухо, как он может позволить себе при сложившихся обстоятельствах.
– Хмм, – мычит Чарльз, не сводя глаз с Эрика. – Чего бы ты хотел? – Эрику еще никогда в жизни не хотелось поцеловать кого-то так сильно, и в то же время он никогда не хотел испортить такой момент, совершенный и неопределенный, заигрывания безо всякой цели, за игрой в шахматы, которой нет конца, со свечами, этим светом, и таким теплом.
Эрик пытается выбраться из своих воспоминаний. Он не хочет этого, и каждой клеточкой своего тела он чувствует протест, зная, что все это неправильно. Чарльзу не нужно видеть этого, Чарльзу не стоит…
– Перестань бороться со мной, – говорит Чарльз. – Я был там. Я был там каждый раз, когда ты смотрел на меня вот так.
Они обедают в столовой ЦРУ, они в комнате с передатчиком, они в лаборатории с Рейвен и Хэнком, они тренируются в поместье. Чарльз прекрасен, кривляющийся, яркий, и более чем тщеславный, и Эрик хочет его, хочет его мятый свитер и его острый взгляд, и его ужасающее отсутствие границ, и он хочет быть тем, кем, Чарльз думает, он может быть.
«Ты не можешь заставить меня полюбить тебя», – думает Эрик. Но, вероятно, Чарльз может.
«Мне и не нужно, – мысленно отвечает Чарльз, – потому что уже поздно» , а после отпускает Эрика.
На этот раз Эрик один в своей голове. Последние лучи света проникают сквозь окно, и Чарльз стоит все так же близко. Рефлексы быстро возвращаются к Эрику, и он хватает мужчину за запястье, когда тот хочет убрать руку. Он сжимает запястье до боли, но Чарльз не останавливает его, он лишь смотрит на Эрика, почти невыразительно, и Леншерр думает, что он слишком самонадеянный, чтобы опасаться.
– Твое самомнение поражает, – холодно говорит Эрик.
Губы Чарльза дергаются.
– Но ты не можешь говорить мне, что ты ничего не чувствуешь.
Эрик сильно скручивает руку Чарльза и видит, как его губы сжимаются от боли.
– Мои воспоминания для тебя не игрушка, Чарльз, – говорит он очень четко. – Что касается моих чувств, то я почему-то сомневаюсь, что у тебя есть хоть какая-то идея, что с ними делать, когда ты их получил.
– Я не… – Чарльз пытается возразить, но тут же затихает, Эрик тянет его за руку к полотенцу, завязанному на бедрах. – Этого ты хочешь? – Спрашивает он тихо и жестко, а затем отталкивает руку Чарльза.
Чарльз все еще спокоен, его неподвижная рука на члене Эрика и пальцы Леншерра вокруг его запястья – их единственные точки соприкосновения. Вскоре он делает вдох и развязывает полотенце. Эрик отпускает руку и делает шаг назад.
– Чарльз…
– Послушай меня, Эрик, – говорит Чарльз, смущенный и, в конечном счете, выведенный из равновесия. – Я пытаюсь сказать тебе, что ты не одинок.
Он смотрит в глаза Эрика и вовсю разглядывает его, задерживается на плечах и груди, а затем и на бедрах. Эрик был возбужден с тех пор, как телепат проник в его воспоминания о Фелипе, и он заводится еще больше от взгляда Чарльза. Эрик одаривает его медленным взглядом, а брюки Ксавьера совсем ничего не скрывают. Он облизывает свои губы и видит, как взгляд Чарльза сосредотачивается на них.
– Тогда снимай свою одежду, – говорит он, проверяя, и Чарльз стягивает свитер и нижнюю рубашку сразу вместе. Эрик уверен, что это плохая идея. Но Чарльз уже под кожей, уже настолько глубоко в его голове. Руки Чарльза немного дрожат на поясе брюк – Эрик может чувствовать это через металл – но Леншерр знает кое-что лучше. – Иди сюда, – зовет он.
И Чарльз идет. Эрик обхватывает его за талию с наполовину снятыми брюками и целует.
Он горячо целует Чарльза, требовательно и неумолимо, но Чарльз тут же приоткрывает рот, влажно проскальзывая языком по губам Эрика, и обхватывая его лицо руками. Леншерр хватает его за задницу и прижимает ближе, пока их бедра не соприкасаются, пока он не чувствует возбужденный член Чарльза. Ксавьер задыхается, а Эрик кусает его за шею.
– Ты все ещё пытаешься сделать мне больно, – говорит Чарльз, откидывая голову назад, чтобы дать Эрику больше доступа. Эрик вылизывает его горло. – Но ведь действует?
– Нет, – отвечает Чарльз. – Ты все еще не понимаешь. – Он проводит двумя пальцами по щеке Эрика. – Я тоже люблю тебя. И хочу этого так же, как и ты. Просто позволь мне показать тебе. – Он медленно целует Эрика, лишь прикосновение губ, и он снова проникает в мысли Леншерра.
На этот раз все по-другому. Они не находятся в воспоминаниях Эрика, они не в каком-то определенном месте, фактически – где-то за пределами своих чувств Эрик знает, что они все так же в спальне, прижимаются обнаженными частями тел, и руки Эрика на заднице Чарльза. Где-то там Чарльз все еще целует его, но этот поцелуй незаметнее, чем свеча во внезапном солнечном свете, по сравнению с тем чувством, которым Чарльз заполняет его разум, золотым, ослепляющим, и невыносимо ярким. Ощущения Эрика на мгновение напрягаются под этим весом; а затем сдаются. Там пожар: жаркие солнечные дни, взгляд в глаза Эрика, опьяняющий вкус скотча на языке. Там вызов: лучший из всех его преподавателей в Оксфорде, власть, которую он не видел ни у кого, кроме себя, это бескомпромиссное, решительное, невыносимо привлекательное желание следовать за ним безо всякой причины. Там близость: восьмилетняя Рейвен в кухне посреди ночи, неожиданный шок от присутствия Эрика в воде, использование устройства Хэнка и связь, и ощущение таких же людей, как они, всех тех, кому они могут помочь, чему-то научить, полюбить. Все способы, благодаря которым они могут стать кем-то, мутантами, вместе, делая мир безопаснее, лучше, принадлежащим только им. Там любовь: близкие отношения и семья, цель, вызов и накал, и он хочет, о боже, он хочет, как еще никогда не хотел, словно и не знал, что может так желать руки Эрика на своей коже. И он страстно желает быть в голове Эрика, хочет чувствовать его, хочет ощущать то, что ощущает он…
С фрагментами воспоминаний, которые всё еще принадлежат ему, Эрик может чувствовать, как пустые места заполняются чувствами Чарльза, поднимаясь по стенам, построенным из мести и уверенности. Теперь он не может сказать, где заканчивается он и начинается Чарльз, и все, к чему прикасается Чарльз, становится таким ярким, красивым и разрушительным.
«Теперь ты видишь?»
Он может чувствовать Эрика повсюду, и он хочет его, так страстно хочет, как никогда прежде…
«У тебя есть я, – говорит Чарльз и все доставляет удовольствие, – у тебя всегда буду я. Это то, чего я хочу. Эрик».
«О, Боже», – думает Эрик, почти отчаянно, а затем волна низвергается. Леншерр возвращается в свое тело в середине оргазма. Чарльз держит его, прижимаясь к нему, руки обхватывают его спину. Он по-прежнему в разуме Эрика, но отступил к краям. Эрик задыхается в плечо Чарльза и дрожит, пока все не кончается, потом он кладет руки на плечи Ксавьера и аккуратно отодвигается.
– Подожди… – Колеблется Чарльз. На его брюках уже маленькое влажное пятнышко.
– На кровать, – говорит Эрик, и Чарльз, смеясь и спотыкаясь о свои же брюки, пересекает комнату. Эрик ведет его, избавляя от клубка одежды у лодыжек, и после они оказываются на кровати обнаженными.
Чарльз прижимает его спиной к подушкам и садится верхом на бедра, нагибаясь, чтобы поцеловать, грубо и влажно. Он облизывает губы Эрика и трется вдоль его члена – и ни один из них не собирается возбуждаться так быстро, но Чарльз все же пытается.
– Чарльз, – говорит Эрик ему в губы. – Чарльз, помедленней, я ведь сказал «да».
Чарльз тянется назад ровно настолько, чтобы подарить ему ослепительную улыбку, а затем начинает продвигаться вниз по груди Эрика. Он задерживается на ключицах, медленно посасывая, оставляя горячие поцелуи у основания шеи, и Эрик откидывает голову назад, позволяя ему. Чарльз находит каждую правильную точку с поразительной точностью, пока Эрик не становится податливым в его руках; он кусает соски Эрика, одной рукой спускаясь по животу вниз, прокладывая путь к бедру, он медленно перемещается к кровати, пока не укладывается меж раздвинутых ног Эрика и пока не оказывается рядом с его членом. Он ждет стона Эрика и скользит по волосам, а затем берёт член Эрика в рот, усиленно посасывая.
И только тогда, когда Чарльз шаловливо облизывает головку члена, Эрик понимает, что всё это слишком знакомо. Он протягивает руку, вслепую, и металлические часы у прикроватной тумбочки ударяют Чарльза по голове. Чарльз издает злобный обиженный звук и перестает сосать член Эрика.
– Что ты…
Эрик опирается на локти. Губы Чарльза покраснели, его волосы растрепаны, и он возбужден. На секунду Эрик думает о том, что он не может контролировать свои способности во время секса. – Перестань жульничать, – говорит он.
– Что ты имеешь в виду? – Настороженно спрашивает Чарльз, он в пяти секундах, чтобы сбежать; он убирает руку от бедра Эрика и отодвигает часы назад к тумбочке.
– Ты уже заставил меня кончить лишь одной силой мысли, Чарльз, – говорит Эрик. – Ты не можешь жульничать со мной во время секса, считывая мои воспоминания, о том, что ты думаешь, я хочу.
– Я… – Запинается Чарльз. Он не хочет смотреть на Эрика. – Я не…
Эрик садится и наклоняется вперед, чтобы поймать подбородок Чарльза рукой.
– Я никуда не ухожу. – Он мог бы иметь это в виду.
Чарльз вздыхает и закрывает глаза на короткий мучительный момент. А потом он закусывает губу и встречается с Эриком взглядом.
–У меня нет опыта, который есть у тебя. Я… подростком возился с мальчиками в школе, и с несколькими девушками в Оксфорде, не с мужчинами, конечно, но я хочу, я хочу быть для тебя лучшим, Эрик, хочу, чтобы ты… – «Остался со мной», ― заканчивает он молча.
– Тогда перестань жульничать, – снова говорит Эрик и медленно целует его. Чарльз расслабляется, постепенно, до тех пока Эрик не удостоверяется, что можно поменяться местами, и толкает Чарльза на подушки.
– Ох… – Произносит Чарльз. – Ох, я…
Эрик кладет руку на его член.
– Я хочу тебя трахнуть, – он снова протягивает руку, и маленькая баночка со смазкой легко приземляется на кровать. – Ты позволишь мне? – Член Чарльза в его руке гладкий и твердый, и он гладит его пальцем по крайней плоти.
– Ох, – выдыхает Чарльз. – Я… да.
– Хорошо, – он отпускает член Чарльза и толкает его колени. Чарльз разводит ноги в стороны, куда их перемещает Эрик. «Хорошо», – думает Эрик, и телепат краснеет. «Приподними бедра», – Леншерр пытается поэкспериментировать. Щеки Чарльза еще больше краснеют, но он подсовывает подушку под бедра и приподнимается, взяв картинку из головы Эрика. Баночка со смазкой появляется в его руке, а после он скользит указательным пальцем в анус Чарльза.
Чарльз морщится.
– Подожди…
Но Эрик не останавливается. Чарльз такой узкий, и Эрик поворачивает пальцем, чтобы раскрыть его.
– Эрик, – зовет Чарльз. – Эрик, мне нужно…
Он проникает в голову Эрика, и Леншерр чувствует дискомфорт и пробуждается.
– Терпение, – говорит он вслух, стиснув зубы от беспокойства. Он скользит внутрь вторым пальцем, проникая, и затем его разум вспыхивает от удовольствия. «Ох, – говорит Чарльз. – Я… я вижу…»
Эрик продолжает трахать Чарльза пальцами.
– Это будет происходить таким образом? Ты дашь мне трахнуть тебя, только если я буду чувствовать то, что чувствуешь ты?
– Ох, – стонет Чарльз. – Нет! Конечно, нет. Я хочу чувствовать то же, что и ты. Я никогда… я хочу, чтобы мы оба все прочувствовали. Я хочу быть в тебе, пока ты… – Он снова смущается, что при данных обстоятельствах довольно смешно. – Пожалуйста, Эрик, позволь мне.
«Я не хочу пропускать тебя, – думает Эрик, – но ведь тебя это не остановит». Чарльз смотрит на него, и его глаза такие голубые, и Эрик понимает, желая всего; он хочет всего, что Чарльз сможет ему дать. Чарльз не вздрагивает, хотя Эрик знает, о чем тот думает. – Хорошо, – отвечает Эрик, а затем вытаскивает пальцы, закидывает ноги Чарльза на свои плечи и вторгается.
Он трахает Чарльза быстрее. Чарльз все ещё сжимается вокруг него и закрывает глаза на секунду, закусывает губу, концентрируется на движении, на том, чтобы не кончить слишком быстро. Чарльз ловит его дыхание, а затем проникает глубже в сознание Эрика. Эрик чувствует себя переполненным, внезапно – и он не может сказать, кто из них ощущает это, его разум или же тело Чарльза. Он двигается осторожно, и Чарльз стонет громче.
«Вот так ты меня чувствуешь? – Вздохи Чарльза непонятным образом отдаются даже в его мыслях. – Боже… как же ты можешь оставаться таким спокойным?»
«Эгоист», – нежно думает Эрик.
– Так хорошо?
– Да, – отвечает Чарльз. – «Двигайся».
Эрик пытается двигаться неторопливо, глубже, сильнее и медленней, но каждый удар действует на него с двойной силой. Он может ощущать, как Чарльз чувствует его, как Чарльз раскрывается его движениям, и он может почувствовать, как Чарльз испытывает удовольствие все сильнее и ярче с каждым его толчком. Он снова открывает глаза, ибо то, как Чарльз ощущается в его голове, слишком губительно, если он не сможет управлять собой в теле Чарльза.
Руки Чарльза прижаты к простыне, голова откинута на подушки; то, как Эрик имеет его, согнувшегося пополам, совершенно не уменьшает того, какой он великолепный. «Проклятие», – думает Эрик весьма некрасноречиво, и Чарльз открывает глаза и улыбается.
«Ты должен себя увидеть». На какой-то момент Эрик видит себя, потного, с безумными глазами, плечи напрягаются от каждого толчка, когда Чарльз впечатывается в матрац, после он моргает и картинка исчезает.
– Прекрати это. – Он обхватывает руками спинку кровати; он ни за что не перестанет трахать Чарльза, но он может сказать, что все под контролем. «Перестань беспокоиться и трахни меня», – шепчет Чарльз, наполовину довольно и наполовину отчаянно, и Эрик делает вдох, его трясет от головокружительной волны возбуждения Чарльза, пробуждающего его собственное, и он двигается быстрее.
«Эрик» , – произносит Чарльз в его голове, и его имя – нечто большее, чем просто слова: это то, как Эрик смотрит на него, то, как Чарльз хочет, чтобы оно длилось вечность, это чувственное удовольствие – разделять разум Эрика.
Эрик убирает одну руку от спинки кровати и обхватывает член Чарльза, гладит немного грубо, слегка поддразнивая. Слишком поздно для того, чтобы быть осторожным. Чарльз протягивает руки и обхватывает бедра Эрика, притягивая, приподнимаясь и опускаясь, и тогда уже нет места, которым бы они не соприкасались. «Пожалуйста», – думает Эрик, и Чарльз, и разум Ксавьера открывается в его голове, затопляя их обоих ощущениями. Эрик сбивается с ритма, трахая Чарльза быстро, сокрушительно и бессознательно, двигая членом и задыхаясь, неподвижные и тихие, все преграды разрушены, пока разрядка не накрывает их обоих.
Проходит много времени, пока он приходит в себя, и когда это все же происходит, требуется усилие, чтобы отойти. Он выходит из Чарльза, который издает недовольные звуки и хватает Эрика за плечи, располагаясь рядом с ним на кровати. «Я хотел бы продолжить эту связь в ближайшем будущем», – шепчет Чарльз, и Эрик чувствует его полное удовлетворение, сожалея, что они должны прекратить заниматься сексом на какое-то время.
Эрик смеется, легко, и поглаживает рукой бок Чарльза, пробегаясь пальцами вниз между ягодиц Чарльза. – Ммм, – произносит Чарльз вслух. – Ты ведь тоже не хочешь останавливаться.
– Не хочу, – соглашается Эрик.
Чарльз посылает ему картинку: их обоих, старше возрастом – седина поблескивает в их волосах, – играющих в шахматы в библиотеке. Шахматная доска имеет металлические части, и Эрик двигает фигуры, не прикасаясь к ним. Чарльз все так же сидит напротив него со скрещенными ногами. Эрик каким-то образом знает, что у них есть студенты, что дом полон людей, подобных им; и Чарльз убирает свой стакан с виски и нагибается над столом, чтобы достать до руки Эрика. «Завтра ты сможешь выиграть, – говорит Чарльз в не-воспоминании, ласковый и полный обещаний, – перенеси меня на кровать».
– У тебя была печальная и скудная фантазией жизнь, – говорит Эрик сухо, но он может ощутить блестящий потенциал возможностей, если они пройдут через это… если.
– Просто пообещай мне, что ты подумаешь об этом, – просит Чарльз, медленно покидая разум Эрика, забирая свою силу. На мгновение Эрик чувствует, что лишился чего-то и тогда Чарльз устраивается на своей стороне. «Пожалуйста».
«Я подумаю об этом».
– Мы можем стать кем-то большим, Эрик. Вместе мы можем все, – он закрывает глаза, обхватывая рукой Эрика за талию. – Разбудишь меня на ужин?
– Да, – Эрик зарывается рукой в волосы Чарльза. Ксавьер становится тихим, его дыхание замедляется во сне. Он больше не находится в голове Эрика, но он оставил там свои следы. Так же как и днем, после спутниковой антенны, так же, как после подводной лодки, Эрик может чувствовать все места, в которых появлялся Чарльз.
Вместе они могут быть кем угодно; они любят друг друга; и мир нуждается в них. Эрик знает это с непоколебимой уверенностью, но он не вполне уверен – может ли быть, то, как Чарльз, порывшись в его воспоминаниях, с волнами чувств, которые Чарльз вылил к его ногам, с тем, как Чарльз прикасался к нему и отголосками, с которыми он покидал его разум, – правдой.
Он разглядывает потолок, потрясенный. Мягкие волосы Чарльза под его пальцами, и губы Чарльза прижимаются к его ключице, ласковые и чуть приоткрытые во сне. Эрик хочет всё. Обрывки сменяют друг друга, проскальзывая и перестраиваясь в новые формы, освобождая место для их будущего.
Конец.